ПАРАДОКС СОВРЕМЕННЫХ ЛЕВЫХ

Дата: 
16 марта 2020
Журнал №: 
1
Рубрика: 
Актуально

Если одним словом характеризовать ситуацию, в которой находятся левые парламентские партии в современной Европе, то этим словом будет «парадокс». Причём применимо оно будет в самых разных контекстах и к самым разным странам.

Текст: Борис Кагарлицкий

По сравнению с первым десятилетием XXI века положение левых заметно улучшилось. Если после крушения берлинской стены и распада СССР считалось, что левая идеология потерпела окончательное и тотальное поражение, то последующие годы наглядно продемонстрировали, насколько ошибочным было это мнение. Но именно относительные успехи, достигнутые левыми особенно на фоне нарастающего системного кризиса современного капитализма, тут же поставили вопрос о политической и стратегической слабости социалистических партий, об их неспособности превратиться в серьёзную альтернативу. В результате кризис идентичности левых, который, казалось бы, мог быть преодолён, лишь обострился.

Процесс восстановления позиций в первые десятилетия XXI века, по сути, вернул левым часть прежнего влияния, но так и оставил открытым вопрос, что делать с новыми вызовами. Кризис неолиберальной модели капитализма, восторжествовавшей в 1991 году по всему миру, налицо. Но что предлагается взамен? И, главное, как убедить массы людей, недовольных сложившимся положением дел, что голосовать нужно за социалистов? Попробуем оценить ситуацию, рассмотрев несколько выразительных примеров из разных частей Европы.

Латвия
В начале ХХ века Латвия — за счёт мощного рабочего движения индустриальной Риги — была одной из опор социал-демократии (отсюда и знаменитые латышские стрелки, сыгравшие не последнюю роль в русской революции). Лидер социал-демократической партии «Согласие» Янис Урбанович уверен, что в глубине души большинство латышей и сейчас — социал-демократы.

Только они не могут это сформулировать и не отдают себе в этом отчёта из-за того, что политика в республике полностью разделена по этническому признаку. Принадлежность к национальной общине оказывается важнее политических взглядов. Вместо того, чтобы вместе бороться за свои права, трудящиеся русские и латыши противостоят друг другу.

Чтобы преодолеть этот раскол и была создана партия «Согласие». Центральная роль Урбановича в её руководстве определялась тем, что он, будучи латышом, всегда решительно выступал за равенство всех жителей страны, за культурные и лингвистические права русских. И, казалось, инициатива работает: на выборах в Риге кандидаты «Согласия» хоть и получали раз за разом большую часть голосов за счёт русскоязычных избирателей, но серьёзного успеха добились именно потому, что их поддержала и значительная часть латышей.

На муниципальных выборах 2009 года в Рижскую думу кандидат левого центра Нил Ушаков и его сторонники получили 26 мест из 60. Ни одной партии в новейшей истории латвийской столицы не удавалось прежде добиться такого успеха. Первого июля 2009 года Нил Ушаков был избран мэром столицы. Тогда его поддержала консервативная Латвийская первая партия во главе с Айнарсом Шлесерсом. На выборах 2013 года сторонники «Согласия» создали блок с движением «Честь служить Риге!» (латыш. Gods kalpot Rīgai!, GKR) и пошли на выборы единым списком. Тем самым была сломана традиция этнического голосования, когда латыши и русские голосовали за «свои» списки. Коалиция добилась ошеломляющего успеха, получив в Риге 58,5 % голосов. Правда, на выборах 2017 года повторить результат не удалось, количество голосов, отданных за блок, снизилось до 50,82 %. Но и после этого «Согласию» удалось сохранить большинство мест.

Одной лишь Ригой успех «Согласия» не ограничивался. Партия возглавила муниципалитеты таких городов, как Резекне, Даугавпилс. Этим городским самоуправлениям под руководством представителей «Согласия» удалось реализовать многие важные социальные проекты, которые в прежние годы тормозились политиками правых партий.

Доминируя в столице, где проживает примерно половина населения республики, «Согласие» оказалось способно создать и самую большую фракцию в сейме Латвии. На парламентских выборах в 2018 году партия заняла первое место. Однако ей пока не удаётся сформировать правительство или Войти в правящую коалицию. Причина, как отмечает Урбанович, в политике латвийских правящих партий последних лет, которая основывается на откровенной русофобии. Это то существенное разногласие, которое раз за разом заставляет латышские партии объединяться в правящие коалиции, чтобы не допустить «Согласие» к власти.

Длительное пребывание во главе муниципального самоуправления тоже оказалось сопряжено с серьёзными проблемами. После ряда коррупционных скандалов Нил Ушаков вынужден был покинуть пост мэра латвийской столицы, сейчас он депутат Европейского парламента. Воспользовавшись выходом из правящей столичной коалиции нескольких депутатов, правительство Латвии потребовало роспуска Рижской думы и досрочных выборов, поскольку «сложно обеспечить кворум на заседаниях думы и комитетов».

В то же время на успех «Согласия» работают экономические и социальные факторы. Обращаясь к русским и к латышам, партия ставит вопросы, значимые и для тех, и для других. Праволиберальная экономическая политика латвийских правящих партий всё больше приводит к укреплению в стране позиции партий, которые последовательно придерживаются левой идеологии. «И всё же, — продолжает Урбанович, — я не стал бы преувеличивать этот фактор. На мой взгляд, победа СДП «Согласие» стала возможной благодаря принципиальной позиции партии на утверждение в латвийском обществе идей согласия и консолидации, а также развитию добрососедских отношений со всеми соседними странами, в т. ч. и с Россией, и Белоруссией. Такая позиция поддерживается подавляющим большинством латвийских русскоязычных граждан и значительным количеством избирателей-латышей».

В 2017 году социал-демократическая партия «Согласие» стала действительным членом общеевропейской Партии европейских социалистов (ПЕС). В Европейском парламенте партия входит в состав Прогрессивного альянса социалистов и демократов. И хотя участие в Альянсе латвийской СДП несильно меняет внутренний расклад сил, но всё же присутствие представителей постсоветских республик в рядах европейской социал-демократии — новый и важный фактор.

История «Согласия» — наглядный пример политического парадокса. Рост влияния и успех на выборах в органы местного самоуправления так и не открыли перед ним путь к власти на общенациональных выборах. Опираясь на русскоязычного избирателя, партия лишь частично смогла преодолеть раскол между двумя этническими группами, в то же время она уже в меньшей степени воспринимается русскими как «своя». Трудности, с которыми сталкивается «Согласие», не привели к оттоку «русского» избирателя обратно к своим «этническим» партиям. Построенный по этническому принципу Русский союз Латвии остаётся маргинальной организацией, не имеющей шансов на серьёзный успех. Однако Урбанович констатирует, что русские избиратели «придерживаются нас лишь по привычке».

Развитие левых в Латвии, как и во многих других странах Восточной Европы, сдерживают деиндустриализация и депопуляция, которая в Латвии достигла масштабов катастрофы. Сталкиваясь с отсутствием работы и перспектив на родине, люди «голосуют ногами». Массовый отъезд на Запад — стихийный ответ населения на экономические и социальные проблемы. «Когда вы вечером гуляете по Риге, — говорит Урбанович, — посмотрите на окна. Нигде не горит свет. Квартиры пусты. Люди уезжают». Из небольших городов и деревень бегут в столицу. Из Риги перебираются в Ирландию, Британию, Германию или Скандинавию. Однако, попадая в страны Западной Европы, граждане независимой Латвии сталкиваются с тем же, что и у себя дома: ростом безработицы, отменой социальных гарантий, отсутствием вертикальной мобильности.

«Партия в парадоксальной ситуации, — констатирует Урбанович, — если бы мы вывели народ на улицу, на протесты, были бы уже в правительстве. Особенно, если бы были выбиты окна. Тогда мы для правых были бы такими страшными, что нужно было бы сотрудничать. Вместо этого мы занимаемся самоцензурой, примирением».

Германия
Ситуация левых в Германии тоже может характеризоваться как парадоксальное сочетание успехов и неудач, когда тактические победы не помогают выйти из стратегического тупика. Анализ итогов региональных и федеральных выборов несколько лет подряд показывает одну и ту же картину. С одной стороны, заметен рост Левой партии (Die Linke), но, с другой стороны, праворадикальная «Альтернатива для Германии» (АдГ) растёт гораздо быстрее.

Характерным примером процессов, происходящих в Германии, являются земельные выборы в Тюрингии, состоявшиеся в 2019 году. На предыдущих выборах в 2014 году первой партией земли стали консервативные христианские демократы, однако региональное правительство им создать не удалось. К власти в Эрфурте пришла коалиция, которую возглавил представитель Левой партии Бодо Рамелов (Bodo Ramelow). Он смог сформировать в ландтаге большинство, объединив вокруг себя социал-демократов и «зелёных». Правительство Рамелова оказалось крайне успешным, благодаря чему на выборах 2019 года Die Linke заняли в Тюрингии первое место (31 %), а Христианско-демократический союз (ХДС) опустился сразу на третье. Проблема в том, что одновременно «просели» и социал-демократы (СДПГ). Зато на второе место с результатом в 23,4 % вышла «Альтернатива для Германии». Вот ещё один, очень типичный для Европы парадокс. Если прирост голосов для Die Linke, главных победителей выборов, составил 1,2 %, то АдГ подросла на целых 12 %. То есть в десять раз больше!

Сталкиваясь с вызовом правого популизма, левые ограничиваются тем, что клеймят AдГ и их избирателей как «фашистов». Это ничего толком не объясняет и не соответствует действительности. Нынешний правый популизм принципиально отличается от фашизма, в нём нет корпоративистской основы, он не связан с интересами крупных промышленных концернов и не предполагает обязательной милитаризации общества. Но это не значит, будто он неопасен. Его основная угроза не в том, что он ведёт к установлению тоталитарной диктатуры, а в том, что он тотально деструктивен. Не имея (в отличие, кстати, от фашизма) собственной программы общественного устройства, правый популизм по факту разрушает общество. Это своего рода протест без повестки, организованная и эффективно мобилизованная социальная шизофрения, консервативное безумие, порождённое крахом консервативных принципов в реальной практике общества. Виновниками всех проблем становятся иммигранты, а призывы защищать внутренний рынок от иностранной конкуренции не сопровождаются даже попытками выработать новую стратегию экономического развития.

На тактическом уровне проблема Левой партии в Германии похожа на то, с чем сталкивается «Согласие» в Латвии. У вас есть свой избиратель, ваши позиции достаточно сильны, и вы можете в определённых регионах набирать большинство. Но для того, чтобы реализовать свою повестку, этих голосов не хватает. Вам надо с кем-то блокироваться, договариваться, формировать коалиции. Но не с кем.

Вся стратегия Die Linke на протяжении 2010-х годов была нацелена на формирование блока с социал-демократами. Но те, напротив, предпочитали «большую коалицию» с консерваторами. Старейшая рабочая партия Германии неуклонно смещалась к центру, и отличить социалистов от буржуазных политиков стало почти невозможно. На политическом уровне это выразилось в постоянном участии СДПГ в правительственных коалициях с правыми (христианскими демократами) как на региональном, так и на федеральном уровнях. Выступая в роли младшего партнёра, социал-демократы постоянно несут ответственность за решения правительства, не получая особых выгод. Это относится и к социальной политике, и к вопросам иммиграции. Не удивительно, что процент голосов, отдаваемых за эту партию, неуклонно снижается. В итоге СДПГ столкнулась с жесточайшим кризисом. Кстати, побочным эффектом этого упадка социал-демократии становится успех Die Linke.

Положение дел настолько тревожно, что после провала на региональных выборах 2019 года в низах социал-демократической партии возник настоящий бунт. Шестого декабря 2019 года на партийном съезде в Берлине сопредседателями СДПГ избраны представители её левого крыла Заския Эскен и Норберт Вальтер-Борьянс. Они критически настроены по отношению к «большой коалиции», но в чём будет состоять их собственная политическая альтернатива, сказать пока трудно. В любом случае можно констатировать очередной парадокс: шанс на реализацию «красно-красного» блока на федеральном уровне в Германии появился именно тогда, когда социал-демократия достигла низшей точки в своей послевоенной истории, потеряв столько голосов, что под вопросом её возможность участвовать в формировании будущего правительства.

Франция
Когда-то эта страна была «законодателем мод» в левой политике. Французские интеллектуалы предлагали новаторские идеи, волновавшие людей по всему миру. Здесь была вторая после Италии коммунистическая партия Запада, а социалисты, находясь в правительстве или оппозиции, неизменно оставались ведущей политической силой, без которой невозможно было управлять многими ключевыми регионами (включая нередко и Париж).

Увы, эти времена давно принадлежат истории. Коммунистическая партия резко сократила влияние и на общенациональном, и на региональном уровнях. Соци алистическая партия вообще перестала быть фактором общенациональной политики, превратившись в бледную тень самой себя. Вместо них взошла звезда левого популиста Жана-Люка Меланшона, возглавляющего объединение «Непокорённая Франция». На последних президентских выборах Меланшон занял третье место, и ему не хватило лишь небольшого процента, чтобы выйти во второй тур. Второе место в итоге заняла Марин Ле Пен, возглавлявшая правопопулистский «Национальный фронт» (теперь —  Национальное объединение»). Хуже того, за неё голосовала немалая часть бывших избирателей левых. Справедливости ради надо отметить, что успех партии Ле Пен обеспечили также и пере бежчики из развалившейся Социалистической партии, написавшие очень левую программу. После выборов в организации Ле Пен произошёл раскол, и левые вынуждены были её покинуть.

На фоне слабости левых политических партий многие журналисты и аналитики во Франции обращают взор на стремительно растущие массовые социальные движения. Наиболее известным примером являются выступления «жёлтых жилетов». Новый налог на дизельные двигатели, предложенный президентом Эммануэлем Макроном под предлогом защиты окружающей среды, всколыхнул уличные выступления по всей стране. Добившись отмены налога и повышения минимальной заработной платы, активисты не успокоились, а продолжали выходить на демонстрации, требуя отставки президента Макрона и восстановления социального государства (в том числе за счёт проводимой общественным сектором реиндустриализации).

По сути, они выдвинули комплексную программу, которая могла бы стать основой для деятельности европейских левых. Однако показательно, что к политическим партиям, включая левые, активисты относились подо зрительно. Даже к Ж.-Л. Меланшону, сразу высказавшемуся в поддержку движения. Но сами «жёлтые жилеты» быстро столкнулись с тем, что, не имея ни политической организации, ни парламентского представительства, ни узнаваемых и популярных лидеров, они не могут довести борьбу до сколько-нибудь впечатляющего результата.

Надежду на конструктивный выход даёт то, что Европа вновь становится ареной масштабного классового конфликта. В 2019 году протесты, вызванные проектом пенсионной реформы, которую инициировал президент Макрон, похоже, ничему не научившийся на истории с «жёлтыми жилетами», вывели массовое сопротивление на новый уровень. Если раньше речь шла об уличных беспорядках, демонстрациях, иногда — о блокаде крупных торговых центров и дорог, то на сей раз мы видим забастовки на транспорте, охватившие всю страну. Бастуют и работники других отраслей.

Эти забастовки показывают, что несмотря на изменения в экономической и социальной структуре развитых стран, традиционный промышленный пролетариат всё ещё обладает большими возможностями для прямого действия. То же самое можно сказать и о профсоюзном движении.

Но эффективны подобные акты сопротивления лишь тогда, когда имеется высокий уровень организации и реальной солидарности. Чего, например, нет в России.

Британия
Когда лидером британской Лейбористской партии был избран Джереми Корбин, многие восприняли это как начало нового этапа не только в истории английских левых, но и в развитии социалистического движения Европы. Впервые за долгое время партию возглавил представитель её левого крыла, настроенный на радикальный разрыв с неолиберализмом и на серьёзные социальные реформы. Ряды лейбористов начали стремительно расти, пополняясь за счёт молодёжи.

Правое крыло лейбористской фракции в парламенте несколько раз пыталось избавиться от неудобного лидера, но терпело поражение. Вопреки прогнозам почти всех политических комментаторов, утверждавших, что англичане не станут голосовать за партию, возглавляемую столь радикальным лидером, в 2017 году лейбористы резко улучшили свои позиции на парламентских выборах. Им не хватило буквально нескольких мандатов, чтобы сформировать правительство. На Корбина смотрели как на без пяти минут премьер-министра.

Препятствием для развития этого успеха стала проблема выхода Соединённого Королевства из Евросоюза. Сам Корбин всегда был решительным противником ЕС, в котором он видел институциональное воплощение неолиберальных принципов. К сожалению, эту позицию, поддержанную в ходе референдума 2016 года большинством граждан королевства, не разделяли многие активисты и члены партии. Особенно плохо было то, что иллюзии относительно преимуществ Евросоюза были характерны и для правого крыла лейбористов, и для значительной части левых, на которых опирался Корбин. Эта часть «проевропейских» левых и предопределила поражение корбиновского проекта. Боясь расколоть не только партию, но и своих сторонников в ней, Корбин был вынужден занимать двусмысленную и противоречивую позицию. Это всё больше разочаровывало рядовых лейбористских избирателей, тех самых, которые проголосовали в 2016 году за выход из ЕС и поддержали Корбина на парламентских выборах год спустя. Напротив, новый лидер консерваторов Борис Джонсон превратил голосование на выборах 2019 года в неформальный повторный референдум: если вы хотите, чтобы решение, принятое народом в 2016 году, было выполнено, голосуйте за тори. Сработало.

МВыборы прошли на фоне не менее острой политической конфронтации. Победу одержали консерваторы, вернее — Борис Джонсон. Оценки политологов более или менее однозначны: тори вели кампанию вокруг одного вопроса «дайте нам завершить Брекзит». Это упростило агитацию и дало голоса в бедных районах, где обычно голосуют за лейбористов. В свою очередь, лейбористы, которые пытались давать подробные и обстоятельные ответы на сложные вопросы, проиграли. Джереми Корбин избежал раскола партии, но лишь ценой потери «ключевых» избирателей и поражения на выборах, после которого ему пришлось заявить о своём предстоящем уходе. Такова британская традиция: лидер, проигравший выборы, уходит в отставку.

В Британии повторяется история, которую мы уже наблюдали во Франции. С помощью агрессивной популистской кампании можно выиграть выборы, как это удалось Эммануэлю Макрону. Но победив таким образом, невозможно стабильно управлять. Вопрос о Брекзите будет решён в течение нескольких месяцев так или иначе, после чего перед правитель ством разверзнется бездна: у него нет ни повестки, ни программы, ни реальной поддержки в обществе, ни понимания того, как завершить процесс выхода из ЕС, как решить многочисленные технические вопросы, с этим связанные. Неминуема эскалация конфликтов.

Главная плохая новость для британского правящего класса в том, что в отличие от 1980-х годов, когда поражение от Тэтчер привело к деморализации лейбористской партии и её сдвигу вправо, на сей раз лейбористы явно не собираются менять свою политическую позицию. Корбин уходит с поста лидера, но его место займёт кто-то из представителей нового поколения, разделяющих примерно те же взгляды. Урок, который её активисты извлекли из поражения, в том, что они пострадали из-за непоследовательности и компромиссов. Урок, между прочим, небесполезный и для нас в России.

Россия
С учётом исторического опыта наша страна имеет больше оснований претендовать на звание «левой», чем Франция, Германия или тем более Великобритания. Поражение Советского Союза, как и разоблачение кровавых страниц советской истории, не привели к тому, что общество полностью отвернулось от левых идей, которые, как показывают опросы общественного мнения, по-прежнему близки большинству россиян. Причём молодым поколениям в большей степени, нежели людям, жившим в СССР.

С точки зрения электоральной статистики картина может показаться довольно благополучной. Из трёх оппозиционных партий две — КПРФ и «Справедливая Россия» — декларируют приверженность левым идеям и социалистической идеологии. Беда в том, что идеология как таковая мало влияет на их текущую политику, да и на российскую политику вообще.

Официальные партии кажутся скучными и устаревшими прежде всего как раз представителям левеющей молодёжи. Выступления политиков в Государственной Думе мало кого волнуют. А идеологические высказывания лидеров КПРФ, постоянно обращающихся к памяти русских царей и лозунгам державности, более напоминают речи политиков из АдГ, «Национального фронта» или правого крыла британских тори, чем то, что принято обычно слышать от коммунистов.

Повышение пенсионного возраста в 2018 году знаменовало собой резкий рост социального недовольства и смену настроений в обществе. Опросы фиксируют, что люди хотят перемен. После принятия пенсионной реформы социальные протесты на местах не прекратились, а приобрели ещё больший размах. Но думские левые партии, формально поддержавшие эти выступления, не проявили готовности к борьбе.

Стареющее руководство КПРФ озабочено аппаратными вопросами. При этом оно не смогло оказать никакой серьёзной поддержки наиболее популярному и успешному своему губернатору Сергею Левченко, добившемуся существенных экономических успехов в Иркутской области. В декабре 2019 года Левченко был смещён со своей должности (формально из-за того, что не справился с пожарами и потопами). Партия, грозившая вывести народ на улицы, ограничилась несколькими малочисленными митингами, не предприняв ничего радикального даже в Иркутске.

«Справедливая Россия», претендующая на роль современной российской социал-демократии, находится на четвёртом месте в рейтинге думских партий, ей грозит опасность опуститься в 2021 году ниже заветных 5 % и не попасть в парламент следующего созыва. Её идеологическое и политиче ское лицо отличается крайней неопределённостью. Тем не менее шансы у СР есть, поскольку на региональном уровне происходит явное оживление её деятельности. Партия сыграла важную роль в организации нашумевших по всей России протестов против создания мусорного полигона в Шиесе, сотрудничает с социальными движениями в других местах. Руководство партии обещает провести до 2021 года идеологическое и организационное обновление, сделав СР образцом современной левой. Вопрос в том, как будет ставиться и решаться задача. Если она сводится к прагматической цели попасть в Государственную Думу созыва 2021 года, то ничего хорошего не получится. Разве что власти «вытянут» результат эсеров по каким-то своим соображениям. Но если будет реализована идея, которую продвигает Олег Шеин, а «Справедливая Россия» реально превратится в «партию социального действия», активно помогающую инициативным и протестным группам на местах, отстаивающую их интересы и защищающую их, то можно надеяться не только на прохождение в Госдуму, но и на больший успех. Такая партия российскому обществу объективно нужна.

На перепутье
Главная тенденция политической жизни современной Европы — поляризация. На Западе эта проблема стоит в полный рост. России ещё предстоит осознать масштабы вызовов, с которыми мы столкнёмся, когда всерьёз начнётся «транзит власти», переход к новой политической реальности, неминуемо возникающей после завершения очередного президентского срока Владимира Путина.

Западноевропейский правый популизм — растущая сила, но и левые возрождаются или укрепляются. Успеха они достигают тогда и там, где занимают более радикальные и жёсткие позиции. Центр слабеет, проседает и проваливается. Правда, нынешний центр — это вчерашние правые. Общий сдвиг вправо был настолько силён, что взгляды, считавшиеся в середине ХХ века центристскими (смешанная экономика, социальное государство при сохранении общих принципов капитализма), сейчас воспринимаются почти как революционные, как посягательство на основы существующего порядка. Но поэтому поляризация и становится неизбежной.

Между тем, сами левые деидеологизированы, испытывают кризис идентичности и остро нуждаются в образцах, «историях успеха», которых пока мало. В России на первых порах успех европейских праворадикальных сил («Национального фронта» во Франции и АдГ в Германии), а также победу Дональда Трампа на выборах в США расценивали как шанс на улучшение отношений с Западом. Насколько этот шанс оказался иллюзорен, дали понять и политика Трампа, и голосование праворадикальных фракций Европейского парламента по вопросам, связанным с санкциями или с оценкой характера Второй мировой войны (где СССР признан «виновником» трагедии наряду с нацистской Германией). Важный политический урок состоит в том, что только левые могут быть надёжным союзником в борьбе за улучшение отношений с Западом — не из-за какой-то особой симпатии к России, а в силу своей антимилитаристской и антиимпериалистической идеологии. Однако трудно представить какое-либо серьёзное идеологическое сближение между западными левыми и российским правящим классом, попрежнему полностью ориентированным на неолиберальные принципы в экономической и социальной политике. Теоретически изменить ситуацию может рост влияния парламентских оппозиционных партий в российской Госдуме. Но лишь в том случае, если они радикально изменятся и станут полноценно левыми.

В этом, впрочем, ещё один, и тоже парадоксальный шанс для будущего. Слабость и идеологическая неопределённость российской оппозиции настоятельно ставят перед ней вопрос о поисках новой идентичности, новой повестки, нового образа мысли и действия. Если этот поиск хотя бы частично окажется успешным, кто знает, может быть, российские левые в чём-то вновь смогут стать образцом для своих западных товарищей...

Тэги: 
актуально
Кагарлицкий