ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ: БОРЬБА ЗА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ЛИДЕРСТВО

Дата: 
01 октября 2020
Журнал №: 
Рубрика: 

В современной мировой практике роль экспертного знания и аналитических разработок существенно возросла. Как правило, социально и политически важные решения принято предварять и подкреплять детальным изучением вопроса. Всё более востребованными становятся прогнозные функции аналитики, а также поиск возможных оптимальных управленческих  решений.

Текст: Тамара Гузенкова

 

Подъём или кризис
Западные мозговые центры оказали заметное влияние на глобализацию политической аналитики. Этому содействовали международные организации, такие как Всемирный банк, Европейский союз (ЕС), Всемирная торговая организация (ВТО), ПРООН, финансирующие по всему миру программы подготовки кадров для создания новых аналитических центров и сетей по вопросам политики. Их деятельность направлена на обеспечение анализа интересующих глобальную элиту тем; поддержку гражданского общества и отдельных экспертных организаций, готовых работать в задаваемых концептуальных рамках; мониторинг национальной политики в различных странах и обеспечение научной международной легитимности в её оценке.

В постсоветском научном дискурсе «политический анализ» позиционируется как сравнительно молодая субдисциплина. Её распространение в начале 2000-х годов связано с влиянием западных (американо-британских) политико-управленческих дисциплин, получивших развитие во второй половине XX века. Сегодня во всех без исключения постсоветских странах действуют аналитические центры, занимающиеся общественно значимыми проблемами по внутренней и международной тематике.

Разумеется, это не означает, что российская отечественная наука ранее не имела традиций политического анализа и прогноза. Например, к советским «аналитическим центрам» принятоотносить ряд академических институтов, занимавшихся вопросами международной политики и странами Запада (Институт стран США и Канады, Институт международной экономики и международных отношений). Однако принципиальное отличие советской школы от современного контекста кроется в доглобальном характере свода прежних знаний, формировавшихся преимущественно в академической среде и манере. Иным был и горизонт видения проблем, детерминированный противостоянием двух разных политических систем. К первой половине — середине 2000-х годов (почти на 20 лет позже, чем на Западе) относится и вычленение «политического анализа» как самостоятельной научной субдисциплины, а также как учебного предмета университетского образования в России.

Отнюдь не праздным также представляется вопрос, как оценивать состояние современной политической аналитики: как подъёмили как кризис. И не является ли угрожающей нынешняя тенденция превращения аналитического продукта в инструмент информационной войны?

Индекс миролюбия
В этой связи в качестве примера обращает на себя внимание международный рейтинг — глобальный индекс миролюбия, составляемый с 2007 года австралийским Институтом  экономики и мира Сиднейского университета. Согласно Докладу Global Peace Index 2017, показатель глобального уровня миролюбия резко ухудшился после мирового финансового кризиса 2010 года и с тех пор, несмотря на колебания в небольшом диапазоне, существенно не изменился. В мире по-прежнему тратятся огромные ресурсы на поддержание насилия, в то время как объёмы текущих расходов на миростроительство далеки от оптимального уровня. Самыми мирными странами названы: Новая Зеландия, Португалия, Австрия и Дания. Сирия с 2013 года остаётся в числе наименее миролюбивых стран в мире, опустившись на 64 позиции и демонстрируя самый большой спад индекса за последние десятилетия. После Сирии следуют Афганистан, Ирак, Южный Судан и Йемен. США, заняв 114 позицию из 163, показали некоторое падение индекса миролюбия, что, по версии составителей, обусловлено ухудшением показателей уровня убийств, преступности, внутренних конфликтов, а также поляризацией в политической системе страны.

В грубом приближении всё как будто похоже на правду, но вместе с тем возникает желание заглянуть «на кухню» этих расчётов миролюбия. В качестве примера обратимся к индексам  США, России и Украины. Все три страны находятся в нижней, так сказать, немиролюбивой части рейтинга. И если США занимают её верхний этаж, то Россия и Украина, которым присвоено соответственно 151-е и 154-е места, почти замыкают список. Интересно разобраться, что же именно, по версии Сиднейского университета, отбросило их в сторону, противоположную миру и спокойствию. Америку и Россию в этом смысле «роднит» наличие ядерного оружия, значительные объёмы экспорта вооружения (пять баллов из пяти), влияние терроризма, уровень военных расходов, доля заключённых. По целому ряду других показателей Россия выглядит по расчётам сиднейских экспертов заметно хуже. Здесь и убийств больше, и безопасности меньше, и преступность существенно выше, и политическая нестабильность заметнее. Интенсивность внутренних конфликтов составляет три балла по сравнению с двумя в США, а уровень смертности в этих конфликтах в России оценивается в 2,3 балла, тогда как в США — в 1,0. Даже доступность к оружию в России выглядит выше, чем в США. При этом в Штатах с 1791 года законодательно закреплено право на ношение оружия. Максимально плохая оценка (5,0) выставлена России за отношения с соседними странами (читай: с Украиной), тогда как США по этому показателю оценена в 2,0 единицы, вероятно потому, что все их конфликты вынесены далеко за периметр государственных границ.

Мозговые центры — флагманы политанализа
«Политический анализ» — это термин, вполне интегрированный в международный научный понятийно-категориальный аппарат. Он обозначает разновидность научного исследования, которое отличает ряд специфических черт, включая оперативность, прогностичность, ориентированность на интересы заказчика. Политический анализ изучает незавершённые (текущие) события или ситуации и носит в значительной мере прикладной характер.

Практикующих политических аналитиков можно встретить в самых разных организационных структурах, включая национальные, региональные и местные органы власти, консультативные фирмы, исследовательские институты, предпринимательские ассоциации и т. д.

В ряду специфических трудностей, с которыми сталкивается профессиональный политический анализ, некоторые специалисты осторожно называют вмешательство личностных ценностей и представлений, а также различного рода обстоятельств, препятствующих точному описанию и объяснению политической реальности. Но это слишком мягко сказано. Налицо гораздо более глубокая и время от времени трагическая коллизия политического анализа международных отношений, когда смысловое содержание и интерпретации значимых международных проблем зачастую принципиально различны и даже конфронтационны для вовлечённых в ситуацию сторон. И при этом от аналитика настоятельно требуются конкретные рекомендации по изменению существующего положения дел. Далеко за примерами ходить не надо. Достаточно ознакомиться с обширной аналитикой, посвящённой проблеме разрешения территориальных конфликтов, исходящей из разных лагерей.

О том, насколько в наши дни велика потребность в «мозговых трестах», занимающихся политическим анализом, говорят количественные данные. По версии Пенсильванского университета, с 2006 года исчисляющего индексы рейтингов мозговых центров в мире, к 2015 году насчитывалось более 6130 таких структур (и эта цифра продолжает расти). Из них почти треть располагается в США. На втором месте находится Китай (435), на третьем — Великобритания (288). Россия со 122 центрами, согласно рейтингу, вошла в первую десятку. При использовании этих данных стоит учитывать, что за ними также стоят американские традиции глобального наблюдения и политического инжиниринга. Что касается аналитических центров, то с помощью их рейтингования модераторы глобального управления задают тон, формируют образцы поведения и стимулируют экспертную активность в нужном направлении.

Примечательно, что 90 % аналитических центров в Северной Америке и Европе созданы после 1950 года. А с 1980 года число мозговых центров в США увеличилось более чем в два раза, причём треть из них созданы с 1981 по 1990 год. Поистине, спрос рождает предложение, если вспомнить, что именно в этот период распался СССР, и перестала существовать «мировая социалистическая система».

В США общественный интерес к аналитическим центрам («мозговым центрам» или «фабрикам мысли») необычайно возрос после ньюйоркской трагедии 11 сентября 2001 года, когда были атакованы Центр международной торговли — башни-близнецы, а также Пентагон. Понятно, что ещё задолго до этого на ниве политической и  корпоративной аналитики в США трудилась огромная армия профессионалов. Но в критический момент многие из них вышли из тени,  комментируя случившееся и отвечая на множество, в том числе самых неожиданных и неприятных вопросов.

С тех пор очевидной приметой нашего времени стало обращение к экспертному мнению практически по любому мало-мальски резонансному событию, что повлекло за собой активное присутствие экспертов и аналитиков в СМИ. Теперь политические ток-шоу занимают немало эфирного времени, и в экспертных комментариях по самым различным поводам явно нет недостатка. С начала XXI века можно говорить и о преодолении узких рамок закрытой аналитики «под заказчика» и существенном расширении её публичного сегмента.

Интересно, какие конфликты в России имели в виду составители, опиравшиеся на данные Economist Intelligence Unit? Низкий показатель внутренних конфликтов на Украине соседствует с опасно высоким индикатором смертности в ходе этих конфликтов (4,8). Это тоже вопрос к данным источника International Institute for Strategic Studies, Armed Conflict Database, а также к его интерпретации. Россия и Украина оказались близки по уровню политической нестабильности — 3,1 и 3,4, что по меньшей мере вызывает недоумение. Ещё один весьма спорный показатель, относящийся к Украине — «перемещённые лица», который имеет среднее значение в 2,4 балла. Составители ссылаются на данные UNHCR Statistical Yearbook and Internal Displacement Monitoring Center. Интересно, какому числу людей, вынужденных покинуть свои места проживания, должно соответствовать выставленное значение индикатора? По сдержанным оценкам некоторых украинских источников, эта величина на июль 2016 года составляла 1 785 000 человек.

Более пристальное изучение привлечённых источников, а также математический анализ методики подбора, расчёта и критериев оценивания значений индексов свидетельствует о явной роли субъективного компонента в методологии индексации. Кроме того, ряд расчётных позиций при внимательном рассмотрении представляется недостаточно обоснованным. Отчасти этому есть оправдания, так как задача состоит в шкалировании исключительно сложного качественного феномена, трудно поддающегося количественной интерпретации. Но в этом и сила правдивой аналитики — по крайней мере, указать на вероятностный разброс и меру точности/погрешности оценок. В этом случае они не будут претендовать на непогрешимость, но доверия вызовут больше.

В общем, если некритически отнестись к подобного рода расчётам, а слепо им довериться, то в основе аналитических расчётов и выводов могут быть серьёзные искажения реальной картины. Правда, несколько перефразируя известные строки А. С. Пушкина, обмануть того не трудно, кто сам обманываться рад.

Санкции вместо диалога
Разъяснение растущего интереса к аналитике как к сфере специального знания, сопровождающего политический процесс, могло бы занять не одну страницу. Многое из написанного и сказанного по этому поводу стало уже общим мнением, особенно те пассажи, которые касаются усложнения и непредсказуемости международных отношений, появления новых глобальных вызовов и угроз, изменения (читай: ослабления) роли национального государства и т. п. Сюда можно добавить угрозу терроризма и расползания зоны вооружённых конфликтов, а также усиление взаимозависимости, казалось бы, самых удалённых друг от друга акторов. Последнее становится особенно наглядно на фоне затянувшейся «войны» санкций против России, из-за которых многомиллиардные убытки понесли не только те, против кого они направлены, но и те, кто эти санкции инициировал и активно поддерживает. Специальный докладчик ООН по правам человека, занимавшийся вопросами негативного воздействия односторонних принудительных мер, Идрис Джазаири заявил, что в результате санкций потери стран Запада с 2015 по 2017 год составили не менее 100 млрд долларов.

Некоторые авторитетные политики и эксперты полагают, что поддержка антироссийских санкций и их регулярное продление является одной из причин расшатывания европейского (и без того уже пошатнувшегося) единства.

Все эти общеполитические проблемы конвертируются в некоторые самостоятельные факторы, непосредственно оказывающие влияние на характер современной политической аналитики и прогностики. Существенным, на наш взгляд, оказывается то обстоятельство, что международные отношения всё больше скатываются в глубокие «овраги» соперничества. Более 10 лет назад Е. М. Примаков подверг критике модную в то время теорию Самюэла Ф. Хантингтона о столкновении цивилизаций как основном противоречии, определяющем будущее мироустройства. По его мнению, международные отношения переживают кризис не в результате неизбежности такого столкновения, а вследствие дефицита межцивилизационного диалога, продуктивность которого измеряется позитивными изменениями в политических процессах.

С тех пор столько воды утекло, а продуктивный диалог, в котором нуждается международная политика, так и не сложился, несмотря на множество встреч, конференций и «круглых столов». Образно говоря, свет сотрудничества, компромисса и баланса интересов явно уступает место теням подозрительности, конфликтности и вражды. А это напрямую отражается на аналитическом дискурсе, нередко превращающемся в поле противоборства сторон и столкновения идеологий. Примеров тому немало.

«Злая аналитика» как тренд
В наши дни объективное, непредвзятое изучение той или иной международной проблемы нередко уступает место безжалостному уничижению реального или воображаемого противника. В этом случае свою задачу эксперты начинают видеть в том, чтобы как можно больше надуть пузырь экзистенционального страха. При знакомстве со множеством публичных разработок напрашивается вывод, что международное аналитическое сообщество разделено на лагеря, которые находятся в состоянии войны политических нарративов. Им приходится вести непростую игру со своими клиентами, будь то госструктуры, частные лица или мощные корпорации. Временами исполнители подыгрывают амбициям заказчиков,
а часто устрашают их преувеличенными угрозами.

Конструирование несуществующих угроз и разработка под них вполне конкретных военных программ — одна из тёмных сторон деятельности некоторых аналитических сообществ. Например, совсем недавно на слуху был обнародованный аналитическим центром США RAND Corporation отчёт о возможном сценарии конфликта стран Балтии с Россией. Согласно ему военные силы РФ одолеют страны Балтии за 36—60 часов. Всё это моделирование смахивает на упражнения в «злой аналитике», которая, видимо, в цене и которую можно было бы интерпретировать лишь как виртуальную геополитическую игру на устрашение. Однако после этого отчёта в Литве была возобновлена система призыва в армию, где резервистов учат «противостоять Путину», хотя мужская часть населения демографически уязвимой страны могла бы найти более достойное применение своим силам.

Очевидно, что любым практическим действиям предшествует язык войны, создающий образы искажённой реальности. В этой связи примечательно, что в своё время была устроена настоящая истерия СМИ некоторых стран НАТО по поводу плановых военных белорусско-российских учений «Запад-2017». Она была заранее подготовлена соответствующей «аналитикой», где утверждалось, что «Россия несёт военную угрозу конкретным странам ЕС, использует враждебные инструменты влияния, в том числе такие, как дезинформация, поддерживает европейских экстремистов и радикальных лидеров, а также угрожает вмешательством в выборы европейских государств».

Тем не менее, было бы несправедливо возлагать всю вину за разжигание противоречий и страхов исключительно на экспертов. Они в той или иной мере — продукты своей эпохи, а многие — и узники «мейнстрима». Так что аналитическая «комната ужасов» — это до известной степени проекция и продолжение конфликтного мышления и поведения нынешних политиков.

В плену сетевой парадигмы
Некоторые российские специалисты-международники полагают, что серьёзным препятствием для развития теории международных отношений (ТМО) является «война парадигм», которая идёт между приверженцами различных подходов: «реализма», «либерализма», «радикализма» и их вариантов. Специфику современной интеллектуальной деятельности некоторые исследователи видят в снижении значимости научного знания. В современном контекстев публичной сфере выше «котируются» даже не эксперты, а комментаторы, не кабинетные учёные и аналитики, а политические шоумены. И дажеэкспериментаторы в общественном сознании уступили место менеджерам (от науки, политики, СМИ и т. д.). Теперь никого не должна удивлять гибридизация теоретико-методологического и понятийного аппарата, утилизация (нередко поверхностная) разнородных концепций и методик.

В изучении проблем международных отношений большую популярность получил сетевой подход, который используется в качестве методологии исследования политики, в частности, в области взаимодействия государства и различных заинтересованных групп. Повальное увлечение сетевой «призмой», через которую рассматриваются многие политически важные явления и процессы, не просто вывело из поля зрения, но буквальнодемо низировало иерархические структуры, которые по большей части воспринимаются как недемократические, жёсткие, исторически изживающие себя формы взаимодействия. Между тем, множество иерархических системпродолжает существовать как одна из форм организации контроля и остаётся обязательным элементом вертикально организованной системы управления. Есть немало сфер (военная, государственная, силовая, спецслужбы и др.), которые по природе своей не могут быть сетевыми, и где контроль вышестоящих за деятельностью нижестоящих — обязательное условие. Контроль способствует единству проводимой политики, обеспечивает дисциплину и поддерживает механизм продвижения по служебной лестнице.

Несмотря на жёсткую критику иерархических структур, тяжких обвинений в бюрократизме, коррупции и т. д., вертикальный контроль остаётся самым простым способом организации жизнедеятельности социума и государства. Таким образом, Иерархии оказались в густой тени Сетей. Но сосуществование и взаимодействие принципиально различных структур управления — гораздо более сложное и многообразное явление, чем это можно себе представить. В сфере международных отношений эта тема приобретает особую актуальность.

В новейших исследованиях западные специалисты исходят из базовой идеи об активизации горизонтальных/сетевых связей в противовес иерархическим и исследуют взаимосвязи между локальными проблемами, глобальными идеологическими трендами и уровнями распространения соцсетей среди населения. При этом предполагается, что расширяющийся охват людей мобильным и широкополосным интернетом, популярность социальных сетей открывают возможности для самоорганизации активных граждан. Одновременно это облегчает манипулирование сознанием больших масс населения. Брукингский институт (США), например, в 2018 году опубликовал сборник трудов своих сотрудников, продвигающих концепцию «нового локализма» как варианта глобализации на основе электронных технологий коммуникации.

Тем не менее прогноз на постепенное нивелирование национального фактора в мировой политике при опоре на глобальную сеть негосударственных участников международных отношений (по разным оценкам, сегодня в мире насчитывается свыше 60 тыс. международных НПО) оказался преждевременным. В череде экономических кризисов XXI века одной из заметных мировых тенденций, напротив, стало укрепление государственной идентичности ряда развивающихся стран.

Динамика социально-политических изменений и их непредсказуемость приводит к тому, что нередко происходящее становитсяобъектом аналитических разработок ещё до того, как эта сущность или явление категоризируется. Соответственно, аналитикам иногда приходится заходить на поле науки и пытаться самим под свои задачи адаптировать понятийно смысловой словарь. Даже если удаётся разобраться с проблемой, под вопросом остаётся достоверность прогноза относительно перспектив нового, недостаточно изученного феномена. И это остаётся на совести аналитиков, которые, кстати, не несут никакой ответственности за неверные прогнозы, разве что рискуют своей репутацией и то весьма нечасто.

Политанализ как товар
К другим чертам современной эпохи, оказывающим влияние на экспертно-аналитическую деятельность, можно отнести эстетику визуализации, тяготение к публичности, использование PR‑маркетинга, а также беллетризацию текстов. В этом отношении примечателен сайт Московского центра Карнеги, который явно отражает модные течения и современные требования к публичной аналитике: яркий стиль и никакой зауми. Например, «невыносимая лёгкость бытия» присутствует здесь в разделе «Темы», где не только обозначены, но и литературно отточены такие направления, как «Америка Трампа», «Война и мир на Кавказе», «Китайский путь», «Корейский узел» и т. д. Есть и тема «Путиноведение». Статьи уже одними названиями дают недвусмысленно понять, что данный информационно-аналитический массив характеризует хотя и осторожная, но вполне определённая критическая настроенность.

Глубоко укоренившаяся традиция доминирования по-прежнему заставляет аналитические центры США и ЕС фокусировать внимание на исследовании факторов, разъединяющих национальные государства, не входящие в пул их союзников. Для этого вычленяются наиболее удобные для воздействия территории и группы населения, вовлечённые в глобальные информационные, экономические и технологические потоки. В таких исследованиях государство рассматривается не как единое образование, а как совокупность разнородных пространств, на которые влияют не только национальные правительства, но и внешние игроки. Предметом разработок западных мозговых центров становятся технологии вмешательства во внутреннюю политику незападных государств.

В этой связи нынешняя политика России на международной арене, всё больше ориентирующаяся на защиту традиционных ценностей и национальных интересов, воспринимается Западом как не соответствующая стандартам глобального универсализма и претендующая на излишнюю самостоятельность. Влияние России усиливает то обстоятельство, что она всё больше находит поддержку у других государств. «Аналитические доклады» антироссийского содержания, появляющиеся из различных центров, фактически выполняют задачу легитимации дальнейшей политики противодействия и давления на РФ.

Для зондирования оппозиционных настроений проводятся исследования, в рамках которых формируются масштабные репрезентативные базы данных по отдельным регионам. В частности, корпорация РЭНД разрабатывает теоретические основы и математические модели изучения обществ и факторов возникновения конфликтов с помощью анализа «больших данных». Группа исследователей РЭНД с 2012 года делает прогноз роста внутригосударственных конфликтов средней и низкой интенсивности до 2040 года, объясняя это тремя факторами — ослаблением господства США, снижением потенциала международных организаций и уменьшением распространённости консолидированных демократий.

Фонд науки и политики (SWP) при правительстве ФРГ в 2015 году начал тестировать методику исследования новых явлений в мировой политике на базе нестандартных форм взаимодействия экспертов (многоступенчатый поисковый групповой анализ ситуаций на базе дизайн-мышления). Первым объектом изучения SWP стал рост протестной активности в крупных городах развивающихся стран в 2011—2014 гг. (Турция, Йемен, Гонконг, Сенегал). Есть основания полагать, что в топ-объекты этих исследований теперь включена и Белоруссия.

Новая реальность
Центральный офис Фонда Карнеги в Вашингтоне с 2016 года изучает практики гражданской активности в Бразилии, Индии, Египте, Кении, Таиланде, Тунисе, Турции и Украине. Примерно в том же направлении работает социал-демократический Фонд имени Фридриха Эберта (ФФЭ) в ФРГ, который с 2014 года собирает информацию о проблемах, жизненных установках и устремлениях молодёжи стран Юго-Восточной Европы и постсоветского пространства. Наиболее подробно исследуется молодёжная среда стран Центральной Азии (Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан) и Закавказья (Армения, Грузия).

Особенностью рассмотренных проектов является сосредоточение внимания на жителях крупных городов и столичных округов развивающихся стран, где имеется широкий доступ к интернету и устройствам связи. Ставка делается на лидерство западных компаний в высокотехнологичной сфере и на принадлежащий им контроль над глобальными информационными сетями, что даёт преимущества в получении и анализе массовых данных (Big Data).

Сложившаяся в последнее десятилетие практика политического анализа в публичной политике приводит некоторых исследователей к выводу, что эта субдисциплина вкупе с новыми теориями международных отношений, несмотря на их постепенную транснационализацию и глобализацию, остаётся изощрённой идеологией и набором инструментов, используемых для оправдания глобальной гегемонии Запада. Однако в таком качестве она исчерпывает свой потенциал и всё хуже справляется с осмыслением реальности.

Нет сомнений в том, что меняющийся общий (экономический, политический, культурный, социальный, духовный, технологический) контекст предъявляет совсем другие требования и к политическому анализу, всё ещё ориентированному на идеологию противостояния и перехват инициативы в целях доминирования. Нарастает серьёзное противоречие между катастрофически быстро устаревающим мышлением и стремительно развивающимися методами и инструментами его воплощения.

Многие современные аналитические войны за лидерство локального и регионального масштаба чреваты глобальным поражением интеллектуальных и политических элит. А совместная выработка международной повестки сосуществования/выживания человечества остаётся красивой утопией. И это серьёзный упрёк сообществу государств и международных структур, взявших на себя ответственность за поддержание мирового порядка.